Измельчавшие деревья, или Почему я не люблю автомобили. Эпизод первый: детство

В те времена, когда деревья были большими, а я — наоборот…

…мой папа (где-то за городом, очень недорого) купил свой первый автомобиль.

Спортивного красного цвета, заднемоторный и заднеприводной, с хищно разверстыми жерлами воздухозаборников по бокам компактного и поджарого двухдверного кузова…
Нет, не угадали.
Не Ferrari.
Лучше!

(Лучше хотя бы потому, что, как я сильно подозреваю, даже если бы мой папа где-то и раздобыл в те времена Феррари, то мама сперва спросила бы сколько «это» стоит, а получив ответ — взялась за скалку. И я бы вырос сиротой. Что, согласитесь, не слишком приятно.)

Итак, это чудо конструкторской мысли звалось ЗАЗ 968А. Да-да, тот самый «ушастый» Запорожец из анекдотов.

На работу папа на нем не ездил. И вовсе не потому, что «пять минут позора». Отнюдь.

Причина была гораздо более прозаичной.

Лучше всего эту причину проиллюстрирует диалог, состоявшийся на несколько лет позднее описываемых событий, в момент, когда родители мои совершали первую поездку на свежекупленной жигулевской «семерке».Папа, упиваясь возросшей по сравнению с Запорожцем в два раза мощностью двигателя, гордо сказал:

— Ты смотри! Чуть тронул педаль газа — и она уже полетела!

На что мама, в силу накопленной годами привычки к превратностям нашей семейной автомобильной судьбы, осторожно поинтересовалась:

— Что, совсем полетела? А отремонтировать никак нельзя? До дома-то мы хоть сможем доехать?..

Короче, как не сложно догадаться, Запорожец своей надежностью напоминал хороший швейцарский хронометр. В том смысле, что ломался он с истинно швейцарской педантичностью, обстоятельностью, точностью и неумолимостью.
А посему — использовался, как правило, исключительно для семейных поездок на дачу, в лес за грибами et cetera, et cetera…

Надо ли говорить, что для меня — 6-7-и летнего пацана, автомобиль этот олицетворял собой Праздник? Этакий «Moveable feast»…

…Одно из самых светлых воспоминаний моей жизни: ранняя осень, еще по-летнему тепло и солнечно, но уже чувствуется скорое приближение вечера и, в гораздо более отдаленной перспективе — зимних холодов.
Я сижу на переднем сидении Запорожца, поставив на порог открытой двери приятно гудящие от многочасового хождения по лесу ноги. Пью сладкий и какой-то по-особому черный, настоявшийся в термосе чай. На газете разложены собранные за день грибы. Их запах смешивается с запахом бензина из вечно переливающей печки Запорожца. За моей спиной — привычное, с младенчества знакомое, городское. Передо мной — таинственный и манящий лес. Чтобы перейти из одной стихии в другую — достаточно короткого шага. Но я не двигаюсь, стараясь максимально растянуть миг пребывания на неустойчивой границе между мирами…

Вот, наверное, когда-то тогда, я впервые, еще неосознанно, полюбил автомобили. Полюбил не как машины, не как механизмы, но как некое явление природы, как Дверь в Лето, как символ Свободы, если угодно…
Уж простите мою излишнюю велеречивость…

[вспоминает себя бегающего в валенках по горке ледяной, роняет скупую мужскую слезу]

Извините, что то я того… расчувствовался…  Пойду, покурю, подумаю о вечном…

А продолжение — в следующий раз.